пятница, 27 октября 2017 г.

Осенний хлад и милый брат

О ком вспомнил Пушкин в октябре 1825 года

В октябре 1825 года Прасковья Александровна Осипова, хозяйка Тригорского, прислала Пушкину цветы из своего сада. Быть может, это были астры, поспешно срезанные хозяйкой после первого ночного заморозка. Александр Сергеевич тут же отозвался благодарным посланием:
Цветы последние милей
Роскошных первенцев полей.
Они унылые мечтанья
Живее пробуждают в нас.
Так иногда разлуки час
Живее сладкого свиданья.

Две первые строки этого мадригала многие помнят, они часто цитируются, но только Наталья Ивановна Михайлова, замечательный филолог-исследователь, первой обратила внимание на то, что Пушкин прибегает здесь к скрытой цитате, возможно, желая тем напомнить своим близким друзьям о ее авторе - поэте Андрее Тургеневе.
В "Элегии", написанной в 1801 году выпускником Московского университетского пансиона Андреем Тургеневым, есть строки, проникнутые тем же осенним чувством, которое так трогает нас у Пушкина: "Один увядший лист несчастному милее, чем все блестящие весенние цветы..."
"Элегия" была опубликована Карамзиным в "Вестнике Европы" в 1802 году и стала одним из самых популярных стихотворений среди дворянской молодежи. Строчками из "Элегии" молодые люди окликали друг друга в переписке. Если человек откликался, значит, свой брат.
Андрей умер в 1803 году, не дожив и до 22 лет. Юрий Лотман говорил, что по таланту он был равен Пушкину. Влюбчивый и порывистый Андрей стал прототипом Ленского в "Евгении Онегине".
Не так давно замечательный саратовский филолог-исследователь Александра Ивановна Баженова опубликовала отрывки из дружеской переписки двух Андреев, в 1798 году двух семнадцатилетних юношей - Тургенева и Кайсарова.
Кайсаров - Тургеневу: "Сейчас лишь с Воробьевых гор, милый друг, Андрей Иванович, пришел я и, несмотря на всю усталость, не имею столько отважности, чтоб не написать тебе кой-чего о себе..."
Тургенев - Кайсарову: "Здравствуй и ты, брат Андрей Сергеевич!.. Я нашел по дороге прекрасных незабудочков, твои любимые цветы, а как скоро я их увидел, тотчас и вспомнил тебя..."
Во время войны с Наполеоном послание Андрея Тургенева "К Отечеству" часто вспоминали на биваках, перед сражениями:
Сыны отечества клянутся!
И небо слышит клятву их!
О, как сердца в них сильно бьются!
Не кровь течет, но пламя в них...
В 1813 году Василий Жуковский, вернувшись в Москву, увидел, что все места, связанные с его молодостью, уничтожены огнем. Тогда он напишет стихи, где помянет и юность ушедшую, и Андрея Тургенева:
Где время то, когда наш милый брат
Был с нами, был всех радостей душою?..
Вернемся к Пушкину. Вот что удивительно: его послание Прасковье Александровне Осиповой было написано в октябре и, быть может, даже 12 октября - в тот день, когда родился Андрей Иванович Тургенев.
Александра Ивановна Баженова родилась в 1947 году в одном из печорских лагерей ГУЛАГа. Окончила Саратовский университет и Литературный институт им. А.М. Горького. Ее исследование об Андрее Кайсарове, изданное десять лет назад небольшим тиражом, еще ждет своего признания. 4 сентября 2013 года Александра Ивановна погибла во время командировки в Москву - ее сбила машина.

Из стихов Андрея Тургенева
...Но где чувствительность,
но где любовь святая?
Везде лишь Эгоизм всю мощь
распространяет,
И тьму и хлад в сердца лиет,
Невинности души и радости уж нет.
Строки, не вошедшие в "Элегию"

1801

Жуковскому
Смиренный жизни путь цветами устилая,
Живи, мой милый друг, судьбу благословляя,
И ввек любимцем будь ее.
Блаженство вольности, любви, уединенья
И муз святые вдохновенья
Проникнут сладостью всё бытие твое.
А мне судьба велит за счастием гоняться,
Искать его, не находить,
Но я не буду с ней считаться,
Коль будешь ты меня любить.

1803

И в двадцать лет уж я довольно
испытал!
Быть прямо счастливым надежду
потерял,
Простился навсегда с любезнейшей
мечтою
И должен лишь в прошедшем жить,
В прошедшем радость находить;
И только иногда отрадною слезою
Увядше сердце оживлять.
Невинность сердца!
Утро ясно блаженных
детских дней!
Зачем ты так прекрасно,
Зачем так быстро ты?
Лишь по тебе вздыхать
Осталось бедному, ты всё мое
богатство!
Живи хоть в памяти моей...

21 марта 1802

Источник: https://rg.ru/2017/10/26/kalendar-poezii-o-kom-vspomnil-pushkin-v-oktiabre-1825-goda.html

вторник, 24 октября 2017 г.

Джеймс Бонд, агент 007. Особые приметы

Джеймс Бонд — главный герой фильмов, снятых по книгам британского писателя Яна Флеминга. Приключения харизматичного британского суперагента растянулись более чем на полвека. В октябре 2017 года исполнилось 55 лет с момента выхода первого фильма о Джеймсе Бонде: «Доктора Ноу». Так было положено начало грандиозного кинопроекта: «бондианы». Всего снято 24 фильма. 25 по счету фильм об агенте 007 выйдет 8 ноября 2019 года.
Роль Бонда в разное время играли шесть известных актеров. Первым был Шон Коннери. Побыть агентами 007 также смогли: Джордж Лэзенби, Роджер Мур, Тимоти Далтон, Пирс Броснан и Дэниел Крэйг.
Фильмы о Джеймсе Бонде неоднократно номинировались и получали различные престижные награды: премии «Золотой глобус», «Оскар», BAFTA, Golden Screen и другие.
Узнать особые приметы, отличающие 007 от других суперагентов, можно в инфографике.

воскресенье, 22 октября 2017 г.

«Это был первый грех на моей совести»

Матильда Кшесинская о романе с Николаем II и другими членами императорской семьи

   Издательство «Центрполиграф» выпустило «Воспоминания» знаменитой балерины Матильды Кшесинской. Несмотря на то, что эта книга мемуаров писалась совместно с ее мужем Великим Князем Андреем Владимировичем, в ней Матильда Феликсовна довольно откровенно рассказывает о своем романе с Наследником, будущим императором Николаем II, отношениями с Великим Князем Сергеем Михайловичем и другими поклонниками, многие из которых предлагали звезде сцены не только свою любовь, но и брачный союз.

   Четырнадцатилетней девочкой я кокетничала с молодым англичанином Макферсоном. Я им не увлекалась, но мне нравилось кокетничать с молодым и элегантным юношей. В день моего рождения он приехал со своей невестой, это меня задело, и я решила отомстить. Пропустить этот афронт даром я не могла. Выбрав время, когда мы все были вместе и его невеста сидела рядом с ним, я ненароком сказала, что люблю по утрам до кофе ходить за грибами. Он любезно спросил меня, не может ли пойти со мной. Этого мне только и нужно было — значит, клюнуло. Я ответила в присутствии невесты, что если она даст ему разрешение, то я ничего не имею против. Так как это было сказано в присутствии всех гостей, то ей ничего не оставалось, как дать требуемое согласие. На следующее утро мы отправились с Макферсоном в лес за грибами. Он мне тут подарил прелестное портмоне из слоновой кости с незабудками — подарок вполне подходящий для барышни моего возраста. Грибы мы собирали плохо, и к концу прогулки мне казалось, что он совсем позабыл про свою невесту. После этой лесной прогулки он стал писать мне любовные письма, присылал цветы, но мне это скоро надоело, так как я им не увлекалась. Кончилось это тем, что свадьба его не состоялась. Это был первый грех на моей совести.

***
(после выпускного спектакля)
   Государь сел во главе одного из длинных столов, направо от него сидела воспитанница, которая должна была читать молитву перед ужином, а слева должна была сидеть другая, но он ее отодвинул и обратился ко мне:

— А вы садитесь рядом со мною.

Наследнику он указал место рядом и, улыбаясь, сказал нам:

— Смотрите только не флиртуйте слишком.

Перед каждым прибором стояла простая белая кружка. Наследник посмотрел на нее и, повернувшись ко мне, спросил:

— Вы, наверное, из таких кружек дома не пьете?

Этот простой вопрос, такой пустячный, остался у меня в памяти. Так завязался мой разговор с Наследником. Я не помню, о чем мы говорили, но я сразу влюбилась в Наследника. Как сейчас, вижу его голубые глаза с таким добрым выражением. Я перестала смотреть на него только как на Наследника, я забывала об этом, все было как сон. По поводу этого вечера в Дневнике Государя Императора Николая Второго под датой 23 марта 1890 года было записано: «Поехали на спектакль в Театральное училище. Была небольшая пьеса и балет. Очень хорошо. Ужинали с воспитанниками». Так я узнала через много лет об его впечатлении от нашей первой встречи.

***

Нас все более влекло друг к другу, и я все чаще стала подумывать о том, чтобы обзавестись собственным уголком. Встречаться у родителей становилось просто немыслимым. Хотя Наследник, с присущей ему деликатностью, никогда об этом открыто не заговаривал, я чувствовала, что наши желания совпадают. Но как сказать об этом родителям? Я знала, что причиню им огромное горе, когда скажу, что покидаю родительский дом, и это меня бесконечно мучило, ибо родителей своих, от которых я видала лишь заботу, ласку и любовь, я обожала. Мать, говорила я себе, еще поймет меня как женщина, я даже была в этом уверена, и не ошиблась, но как сказать отцу? Он был воспитан в строгих принципах, и я знала, что наношу ему страшнейший удар, принимая во внимание те обстоятельства, при которых я покидала семью. Я сознавала, что совершаю что-то, чего я не имею права делать из-за родителей. Но... я обожала Ники, я думала лишь о нем, о моем счастье, хотя бы кратком...

***

Я нашла маленький, прелестный особняк на Английском проспекте, № 18, принадлежавший Римскому-Корсакову. Построен он был Великим Князем Константином Николаевичем для балерины Кузнецовой, с которой он жил. Говорили, что Великий Князь боялся покушений и потому в его кабинете первого этажа были железные ставни, а в стену был вделан несгораемый шкаф для драгоценностей и бумаг.

***

Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами. Я выгравировала на нем две мне особенно дорогие и памятные даты — нашей первой встречи в училище и его первого приезда ко мне: 1890—1892.

***

Я устроила новоселье, чтобы отпраздновать мой переезд и начало самостоятельной жизни. Все гости принесли мне подарки к новоселью, а Наследник подарил восемь золотых, украшенных драгоценными камнями чарок для водки.

***

После переезда Наследник подарил мне свою фотографию с надписью: «Моей дорогой пани», как он меня всегда называл.

***

Летом мне хотелось жить в Красном Селе или поблизости от него, чтобы иметь возможность чаще видеть Наследника, который не мог выезжать из лагеря для встреч со мною. Я даже подыскала себе премиленькую дачку на берегу Дудергофского озера, очень удобную во всех отношениях. Наследник не возражал против этого плана, но мне дали понять, что это может вызвать излишние и нежелательные толки, если я так близко поселюсь от Наследника. Тогда я решила нанять дачу в Коерове, это был большой дом, построенный в эпоху Императрицы Екатерины II и имевший довольно оригинальную форму треугольника.

***

Седьмого апреля 1894 года была объявлена помолвка Наследника Цесаревича с Принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской. Хотя я знала уже давно, что это неизбежно, что рано или поздно Наследник должен будет жениться на какой-либо иностранной принцессе, тем не менее моему горю не было границ.

***

После своего возвращения из Кобурга Наследник больше ко мне не ездил, но мы продолжали писать друг другу. Последняя моя просьба к нему была позволить писать ему по-прежнему на «ты» и обращаться к нему в случае необходимости. На это письмо Наследник мне ответил замечательно трогательными строками, которые я так хорошо запомнила: «Что бы со мною в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости».

***

В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий Князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, когда Наследник его впервые привез ко мне, остался при мне и поддержал меня. Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила. Тем верным другом, каким он показал себя в эти дни, он остался на всю жизнь, и в счастливые годы, и в дни революции и испытаний. Много спустя я узнала, что Ники просил Сергея следить за мной, оберегать меня и всегда обращаться к нему, когда мне будет нужна его помощь и поддержка.

***

Трогательным вниманием со стороны Наследника было выраженное им желание, чтобы я осталась жить в том доме, который я нанимала, где он у меня так часто бывал, где мы оба были так счастливы. Он купил и подарил мне этот дом.

***

Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал. Я не раз ему говорила, что он не сделан ни для царствования, ни для той роли, которую волею судеб он должен будет играть. Но никогда, конечно, я не убеждала его отказаться от Престола. Такая мысль мне и в голову никогда не приходила.

***

Приближались коронационные торжества, назначенные на май 1896 года. Повсюду шла лихорадочная подготовка. В Императорском театре распределялись роли для предстоящего парадного спектакля в Москве. Обе труппы должны были быть объединены для этого исключительного случая. Хотя Москва располагала своей балетной труппой, но туда командировались в дополнение артисты Петербургской труппы, и я была в их числе. Я должна была там танцевать в обыкновенных спектаклях балет «Пробуждение Флоры». Однако мне не дали роли в парадном спектакле, для которого ставили новый балет, «Жемчужина», на музыку Дриго. Репетиции к этому балету уже начались, главная роль была дана Леньяни, а остальные роли распределены между другими артистками. Таким образом, оказалось, что я не должна была участвовать в парадном спектакле, хотя я уже имела звание балерины и несла ответственный репертуар. Я сочла это оскорблением для себя перед всей труппой, которого я перенести, само собою разумеется, не могла. В полном отчаянии я бросилась к Великому Князю Владимиру Александровичу за помощью, так как я не видела никого вокруг себя, к кому могла бы обратиться, а он всегда сердечно ко мне относился. Я чувствовала, что только он один сможет заступиться за меня и поймет, как я незаслуженно и глубоко была оскорблена этим исключением из парадного спектакля. Как и что, собственно, сделал Великий Князь, я не знаю, но результат получился быстрый. Дирекция Императорских театров получила приказ свыше, чтобы я участвовала в парадном спектакле на коронации в Москве. Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал, без его ведома и согласия Дирекция своего прежнего решения не переменила бы.

Ко времени получения приказа от Двора балет «Жемчужина» был полностью срепетирован и все роли были распределены. Для того чтобы включить меня в этот балет, Дриго пришлось написать добавочную музыку, а М.И. Петипа поставить для меня специальное па-де-де, в котором я была названа «желтая жемчужина»: так как были уже белые, черные и розовые жемчужины.

***

В предыдущем сезоне сцена меня не увлекала, я почти не работала и танцевала не так хорошо, как следовало бы, но теперь я решила взять себя в руки и начала усиленно заниматься, чтобы быть в состоянии, если Государь приедет в театр, доставить ему удовольствие своими танцами. В этот сезон, 1896/97 года, Государь и Императрица посещали балет почти каждое воскресенье, но Дирекция устраивала всегда так, чтобы я танцевала по средам, когда Государь не бывал в театре. Сперва я думала, что это происходит случайно, но потом я заметила, что это делается намеренно. Мне это показалось несправедливым и крайне обидным. Так прошло несколько воскресений. Наконец Дирекция дала мне воскресный спектакль; я должна была танцевать «Спящую красавицу». Я была вполне уверена, что Государь будет на моем спектакле, но узнала — а в театре все узнается очень быстро, — что Директор театров уговорил Государя поехать в это воскресенье в Михайловский театр посмотреть французскую пьесу, которую он не видел в предыдущую субботу. Совершенно ясно было для меня, что Директор нарочно сделал все возможное, чтобы помешать Государю видеть меня, и с этой целью уговорил его ехать в другой театр. Тогда я не стерпела и впервые воспользовалась данным мне разрешением Государя непосредственно обращаться к нему. Я написала ему о том, что делается в театре, и добавила, что мне становится совершенно невозможно при таких условиях продолжать служить на Императорской сцене. Письмо было передано лично в руки Государя Великим Князем Сергеем Михайловичем.

***

В этом сезоне четыре Великих Князя: Михаил Николаевич, Владимир Александрович, Алексей и Павел Александровичи — оказали мне трогательное внимание и поднесли брошь в форме кольца, усыпанного бриллиантами, с четырьмя крупными сапфирами, а на футляре была прикреплена дощечка с их выгравированными на ней именами.

***

Летом того же года, когда я жила у себя на даче в Стрельне, Ники через Великого Князя Сергея Михайловича передал мне, что в такой-то день и час он проедет верхом с Императрицею мимо моей дачи, и просил, чтобы я непременно была к этому времени у себя в саду. Я выбрала такое место в саду на скамейке, где меня Ники мог хорошо видеть с дороги, по которой он должен был проезжать. Точно в назначенный день и час Ники проехал с Императрицей мимо моей дачи и, конечно, меня отлично видел. Они проезжали медленно мимо дома, я встала и сделала глубокий поклон и получила ласковый ответ. Этот случай доказал, что Ники вовсе не скрывал своего прошлого отношения ко мне, но, напротив, открыто оказал мне милое внимание в деликатной форме. Я не переставала его любить, и то, что он меня не забывал, было для меня громадным утешением.
***

Приближалось десятилетие моей службы на Императорской сцене. Обыкновенно артистам давали бенефис за двадцать лет службы или прощальный, когда артист покидал сцену. Я решила просить дать мне бенефис за десять лет службы, но это требовало особого разрешения, и обратилась я с этой просьбою не к Директору Императорских театров, а лично к Министру Императорского Двора барону Фредериксу, милому и симпатичному человеку, который всегда относился ласково и благоволил ко мне. Когда мне был назначен прием у Министра, я особенно тщательно обдумала свой туалет, чтобы произвести на Министра наивыгоднейшее впечатление. Я была молодая и, как в то время писали в газетах, стройная и грациозная. Я выбрала платье шерстяное, светло-серого цвета, которое облегало мою фигуру, и того же цвета треугольную шляпу. Хотя это может показаться дерзким с моей стороны, но я себе понравилась, когда взглянула в зеркало, — довольная собою, я поехала к Министру.

Он меня очень мило встретил и наговорил комплиментов по поводу моего туалета, который ему очень понравился. Мне доставило огромное удовольствие, что он оценил мое платье, и тогда я уже смелее обратилась к нему со своей просьбою. Он сразу любезно согласился доложить о ней Государю, так как вопрос о назначении бенефиса вне общих правил зависел исключительно от Государя. Видя, что Министр не торопится меня отпустить, я сказала ему, что только благодаря ему я делаю хорошо 32 фуэте. Он посмотрел на меня удивленно и вопросительно, недоумевая, чем он может мне в этом помочь. Я ему объяснила, что, для того чтобы делать фуэте не сходя с места, необходимо иметь перед собой ясно видимую точку при каждом повороте, а так как он сидит в самом центре партера, в первом ряду, то даже в полутемном зале на его груди ярко выделяются своим блеском ордена. Мое объяснение очень понравилось Министру, и с очаровательной улыбкой он проводил меня до дверей, еще раз обещав доложить мою просьбу Государю и давая мне понять, что, конечно, отказа не будет. Ушла я от Министра обласканная и очень счастливая. Бенефис я, конечно, получила, и опять это сделал для меня мой незабываемый Ники. Для своего бенефиса я выбрала воскресенье, 13 февраля 1900 года. Мне это число всегда приносило счастье.

***

Артисты обыкновенно в день своих бенефисов получали из Кабинета Его Величества так называемый Царский подарок, большею частью шаблонную золотую или серебряную вещь, иногда разукрашенную цветными камнями, смотря по разряду подарка, но непременно с Императорским орлом или короною. Мужчины обыкновенно получали золотые часы. Особым изяществом эти подарки не отличались. Я очень опасалась, что получу такое украшение, которое неприятно будет носить, и просила через Великого Князя Сергея Михайловича сделать все возможное, лишь бы меня не наградили подобным подарком. И действительно, в день бенефиса Директор Императорских театров князь Волконский пришел ко мне в уборную и передал мне Царский подарок: прелестную брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посередине большой сапфир-кабошон. Потом Государь просил Великого Князя Сергея Михайловича мне передать, что эту брошь он выбирал вместе с Императрицей и что змея есть символ мудрости...

***

Великий Князь Андрей Владимирович произвел на меня сразу в этот первый вечер, что я с ним познакомилась, громадное впечатление: он был удивительно красив и очень застенчив, что его вовсе не портило, напротив. Во время обеда нечаянно он задел своим рукавом стакан с красным вином, который опрокинулся в мою сторону и облил мое платье. Я не огорчилась тем, что чудное платье погибло, я сразу увидела в этом предзнаменование, что это принесет мне много счастья в жизни. Я побежала наверх к себе и быстро переоделась в новое платье. Весь вечер прошел удивительно удачно, и мы много танцевали. С этого дня в мое сердце закралось сразу чувство, которого я давно не испытывала; это был уже не пустой флирт...
***

В течение лета Великий Князь Андрей Владимирович стал все чаще и чаще приезжать на репетиции в Красносельский театр. Наша прекрасная драматическая артистка Мария Александровна Потоцкая, которая была моим большим другом, дразнила меня, говоря: «С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?» Он, правда, был моложе меня на шесть лет. А потом начал все время приезжать ко мне в Стрельну, где мы так чудно и мило проводили время. Вспоминаю те незабываемые вечера, которые я проводила в ожидании его приезда, гуляя по парку при лунном свете. Но иногда он запаздывал и приезжал, когда уже солнце начинало всходить и поля благоухали запахом срезанного сена, что я так любила. Памятен мне день 22 июля, день ангела Великой Княгини Марии Павловны, его матери. На ее именины всегда устраивался в Ропше пикник с музыкой и цыганами. Он не мог рано приехать ко мне в Стрельну, но обещал все же непременно приехать, если только там не засидятся чересчур поздно, возвращаясь к себе обратно в Красное Село. С волнением я ждала его, и, когда он появился, моему счастью не было предела, тем более что у меня не было уверенности, что он сможет ко мне заехать. Ночь была чудесная. Мы долгие часы сидели на балконе, то говоря о чем-то, то слушая пение просыпающихся птиц, то шелест листьев. Мы чувствовали себя как в раю. Эту ночь, этот день мы никогда не забывали, и каждый год мы праздновали нашу годовщину.

***

По приезде в Париж я почувствовала себя нехорошо, пригласила врача, который, осмотрев меня, заявил, что я в самом первом периоде беременности, около месяца всего, по его определению. С одной стороны, это известие было для меня большой радостью, а с другой стороны, я была в недоумении, как мне следует поступить при моем возвращении в Петербург. Тут я вспомнила про укус обезьянки в Генуе, не отразится ли этот укус на наружности моего ребенка, так как говорили, что сильное впечатление отражается на ребенке. Пробыв несколько дней в Париже, я вернулась домой, предстояло пережить много радостного, но и много тяжелого... Мне, кроме того, предстоял трудный сезон впереди, и я не знала, как я его выдержу в таком состоянии.

***

Перед Великим постом давали премиленький балет «Ученики г-на Дюпрэ», в двух картинах, в постановке Петипа на музыку Лео Делиба. Я танцевала роль Камарго, и в первом действии у меня был очаровательный костюм субретки, а во втором — тюники. Сцена была близка от кресел первого ряда, где сидели Государь с Императрицей и членами Императорской фамилии, и мне пришлось очень тщательно обдумать все мои повороты, чтобы не бросалась в глаза моя изменившаяся фигура, что можно было бы заметить лишь в профиль. Этим спектаклем я закончила сезон. Я не могла уже больше танцевать, шел шестой месяц. Тогда я решила передать Анне Павловой мой балет «Баядерка». Я была с ней в самых лучших отношениях, она постоянно бывала у меня в доме, очень веселилась и увлекалась Великим Князем Борисом Владимировичем, который называл ее «ангелом». Со дня ее выхода из училища (1899) публика и балетные критики сразу обратили на нее внимание и оценили ее. Я видела в ней зачатки крупного таланта и предвидела ее блестящее будущее.

***

У меня родился сын, это было рано утром 18 июня, во втором часу. Я еще долго проболела с высокой температурой, но так как я была сильная и здоровая по натуре, то сравнительно скоро стала поправляться. Когда я несколько окрепла после родов и силы мои немного восстановились, у меня был тяжелый разговор с Великим Князем Сергеем Михайловичем. Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать. Я чувствовала себя виноватой перед ним, так как предыдущей зимой, когда он ухаживал за одной молоденькой и красивой Великой Княжной и пошли слухи о возможной свадьбе, я, узнав об этом, просила его прекратить ухаживание и тем положить конец неприятным для меня разговорам. Я так обожала Андрея, что не отдавала себе отчета, как я виновата была перед Великим Князем Сергеем Михайловичем.

***

Трудный вопрос стал передо мною, какое имя дать моему сыну. Сперва я хотела назвать его Николаем, но этого я и не могла, да и не имела права сделать по многим причинам. Тогда я решила назвать его Владимиром, в честь отца Андрея, который всегда ко мне так сердечно относился. Я была уверена, что он ничего против этого иметь не будет. Он дал свое согласие. Крестины состоялись в Стрельне, в тесном семейном кругу, 23 июля того же года. Крестными были моя сестра и наш большой друг, полковник Сергей Андреевич Марков, служивший в Лейб-Гвардии Уланском Ее Величества полку. Согласно обычаю, я как мать не присутствовала на крестинах. В этот день Великий Князь Владимир Александрович подарил Вове чудный крест из уральского темно-зеленого камня с платиновой цепочкой. Увы, этот драгоценный подарок остался в моем доме в Петербурге. Летом, когда я уже встала, меня посетил Великий Князь Владимир Александрович. Я была еще очень слаба и приняла его лежа на кушетке и держа своего младенца на руках в пеленках. Великий Князь стал передо мною на колени, трогательно утешал меня, гладил по голове и ласкал меня... Он знал, он чувствовал и понимал, что у меня творится на душе и как мне нелегко. Для меня его посещение было громадной моральной поддержкой, оно дало мне много сил и душевное спокойствие.

***

В моей домашней жизни я была очень счастлива: у меня был сын, которого я обожала, я любила Андрея, и он меня любил, в них двух была вся моя жизнь. Сергей вел себя бесконечно трогательно, к ребенку относился как к своему и продолжал меня очень баловать. Он всегда был готов меня защитить, так как у него было больше возможностей, нежели у кого бы то ни было, и через него я всегда могла обратиться к Ники.
***

На Рождество я устроила для Вовы елку и пригласила маленькую внучку Рокфеллера, которая жила в нашей гостинице и часто играла с Вовой, копаясь на берегу моря в песке. Эта маленькая Рокфеллер подарила Вове вязаные туфли. К сожалению, мы ее больше нигде не встретили и потеряли совершенно из виду.

***

Всю жизнь я любила строить. Конечно, мой дом в Петербурге был самой большой и интересной постройкой в моей жизни, но были и менее значительные. Так, в Стрельне, при даче, я построила прелестный домик для своей электрической станции с квартирой для электротехника и его семьи. В это время в Стрельне нигде не было электричества, даже во дворце, и моя дача была первая, и единственная, с электрическим освещением. Все кругом мне завидовали, некоторые просили уступить им часть тока, но у меня станции едва хватало для себя. Электричество было тогда новинкой и придало много прелести и уюта моей даче. Затем я построила в Стрельне еще один домик, в 1911 году, о котором стоит сказать несколько слов. Мой сын, когда ему было лет двенадцать, часто жаловался, что он меня мало видит дома из-за моих продолжительных репетиций. В утешение я ему обещала, что все вырученные за этот сезон деньги пойдут на постройку ему маленького домика на даче, в саду. Так и было сделано; на заработанные мною деньги я ему построила детский домик с двумя комнатами, салоном и столовой, с посудой, серебром и бельем. Вова был в диком восторге, когда осматривал домик, окруженный деревянным забором с калиткой. Но я заметила, что, обойдя комнаты и весь дом кругом, он был чем-то озабочен, чего-то как будто искал. Потом он спросил меня, где же уборная. Я ему сказала, что дача так близко, что он сможет сбегать туда, но, если ему очень хочется, то я потанцую еще немного, чтоб хватило на постройку уборной. Этот план не осуществился — нагрянула война.

***

В это время моим милым поклонником был Владимир Лазарев, почти что еще мальчик. Его сестра, красавица Ирина, впоследствии графиня Воронцова-Дашкова, сводила всех с ума. Мое знакомство с Володей Лазаревым, как мы все его называли, было презабавным. Произошло оно на одном маскараде в Малом театре, куда я была приглашена продавать шампанское. У меня в этот вечер был очень красивый туалет: черная атласная обтянутая юбка, лиф — белого шифона, косынкою прикрывавший плечи и талию, большое декольте, а сзади ярко-зеленый громадный бант бабочкой. Это платье было из Парижа, от Берр. На голове — венецианская сетка из искусственных жемчугов, опускавшихся на лоб с прикрепленным сзади пучком белых перьев «паради». Я надела свое изумрудное колье, а на корсаж — огромную бриллиантовую брошь со свисавшими, как дождь, бриллиантовыми нитями и прикрепленным в середине крупным изумрудом и бриллиантом яйцевидной формы; я имела шанс понравиться публике.

На вечере я сперва появилась в черном домино, под маской с густым кружевом, чтобы меня не узнали. Единственно, что было видно сквозь вуаль, — это мои зубы и то, как я улыбалась, а улыбаться я умела. Я выбрала предметом своей интриги именно Володю Лазарева, который меня поразил своим почти детским видом и веселостью. Зная более или менее, кто он такой, я стала возбуждать его любопытство, и, когда увидела, что он действительно заинтригован, я скрылась в толпе и, незаметно выйдя из зала, пошла переодеваться в вечернее платье. Затем я вернулась на бал и прошла прямо к своему столу продавать шампанское, делая вид, что я только что приехала. К моему столу подошел Володя Лазарев, не будучи со мной знаком. Он, конечно, меня не узнал. Но беда была в том, что, когда я была под маскою, он обратил внимание на мои зубы, которые были видны сквозь вуаль, и все повторял: «Какие зубы... какие зубы...» Я, понятно, боялась теперь улыбаться, подавая ему вино, но, как я ни старалась сдерживаться и делать серьезное лицо, я все же улыбнулась, и тут он меня моментально узнал: «Какие зубы!» — крикнул он от радости и расхохотался от души. С тех пор мы стали большими друзьями, вместе веселились, вместе пережили революцию, вместе бежали из России и встретились снова в эмиграции старыми друзьями.

***

В 1911 году я справляла свой двадцатилетний юбилей службы на Императорской сцене, и мне по этому случаю дали бенефис.

В первом антракте Директор Императорских театров Теляковский передал мне Царский подарок по случаю моего юбилея. Это был бриллиантовый орел продолговатой формы Николаевских времен в платиновой оправе и на такой же цепочке для ношения на шее. На обратной стороне не было видно гнезда от камней, как это обыкновенно делается, а все было сплошь заделано платиновой пластинкой по форме орла, и на ней выгравировано очертание орла и его перьев замечательно тонкой и оригинальной работы. Под орлом висел розовый сапфир, оправленный в бриллианты. Великий Князь Сергей Михайлович пришел также в первом антракте и сказал мне, что Государь говорил ему, что его интересует, надену ли я или нет его подарок на сцену. Я, конечно, после этого его немедленно надела и в нем танцевала па-де-де в «Пахите». Во втором антракте, то есть после «Пахиты», при открытом занавесе происходило чествование меня депутацией от артистов всех Императорских театров, то есть балета, оперы, драмы и Французского театра.

Во всю ширину сцены был установлен длинный стол, на котором были выставлены подарки в совершенно невероятном количестве, а цветочные подношения были расставлены позади стола, образуя целый цветочный сад. Всех подарков я теперь вспомнить, а тем более перечесть не могу, кроме двух-трех наиболее памятных. Кроме Цapского подарка я получила:

От Андрея — дивный бриллиантовый обруч на голову с шестью крупными сапфирами по рисунку головного убора, сделанного князем Шервашидзе для моего костюма в балете «Дочь фараона».

Великий Князь Сергей Михайлович подарил мне очень ценную вещь, а именно — коробку из красного дерева работы Фаберже в золотой оправе, в которой были уложены завернутые в бумажки — целая коллекция желтых бриллиантов, начиная от самых маленьких до очень крупных. Это было сделано с целью, чтобы я могла заказать себе вещь по моему вкусу — я заказала у Фаберже «плакку», чтобы носить на голове, что вышло замечательно красиво.
От Животовского я получила большого, из розового орлеца, слона с рубиновыми глазами работы Фаберже и вдобавок эмалевую, в золотой оправе, пудреницу в виде портсигара.

От публики по подписке я получила дивный чайный стол, тоже работы Фаберже, в стиле Людовика XVI с полным чайным прибором. Верхняя доска стола была из зеленого нефрита с серебряной балюстрадою. Ножки стола были сделаны из красного дерева с серебряными украшениями, а под столом, на перекладинах, была серебряная ваза для печений, которую можно было ставить на стол.

Кроме того, также от публики, бриллиантовые часы в виде шарика, на цепочке из платины и бриллиантов. Так как денег было собрано по подписке больше, нежели эти предметы стоили, то на излишек были докуплены в самую последнюю минуту по мере поступления денег еще золотые чарки, и их накопилось довольно много.

От москвичей я получила «сюрту-де-табль», зеркало в серебряной оправе в стиле Людовика XV с серебряной вазой на ней для цветов. Под вазой были выгравированы фамилии всех лиц, принимавших участие в подарке, и можно было, не подымая вазы, в зеркале прочесть все имена.

Мне кажется, что в этот день я также получила от Ю.Н. Седовой хрустальную сахарницу в серебряной оправе работы Фаберже. Эта сахарница после переворота оставалась в моем доме, в Петербурге, и я ее случайно нашла в Кисловодске в одном магазине серебряных вещей. Она была, по-видимому, выкрадена у меня и продана и так, переходя из рук в руки, докатилась до Кисловодска. Когда я доказала милиции, что это моя вещь, мне ее вернули, и она до сих пор у меня здесь, в Париже.

***

Вскоре после дня моего рождения, 27 августа, Андрей уехал в Киев присутствовать на больших маневрах, в которых принимал участие полк, чьим шефом он был. В Киев прибыли по этому случаю Председатель Совета Министров П.А. Столыпин, Министр Финансов граф В.Н. Коковцов и значительная часть Свиты Государя. В первые дни происходили маневры в окрестностях города и осмотр исторических мест Киева. На 3 сентября был назначен парадный спектакль в городском театре. С утра были получены тревожные сведения от полиции, что в Киев приехали террористы и есть опасность покушения, если их не удастся вовремя арестовать. Все полицейские поиски были напрасны, и среди охраны Государя усилилось беспокойство. Самым опасным моментом полиция считала проезд Государя из дворца в театр, так как путь был всем известен, но доехали все благополучно. Во втором антракте Государю был подан чай в аванложе. Императрица в театр не приехала, были только старшие Великие Княжны. В этот момент из зрительного зала раздался страшный треск, а потом неистовые крики. Не зная, в чем дело, Государь сказал: «Неужели это провалилась ложа?» — шум и треск были непонятны. Но когда все бросились обратно, то увидели, что очень близко от Царской ложи, в первом ряду партера, стоял во весь свой рост, в белом летнем сюртуке, П.А. Столыпин, придерживая рукой грудь, из которой сквозь его пальцы струилась кровь. Увидя Государя, Столыпин поднял руку, делая жест, чтоб Государь удалился из ложи, и стал его крестить. Столыпина окружили близстоящие люди, чтобы поддержать его, так как он начал быстро слабеть, лицо сделалось мертвенно-бледным, и он упал без чувств на кресло. Дальше, по словам Андрея, трудно было разобрать, что происходило. Все кричали, некоторые куда-то бежали, офицеры с шашками наголо преследовали кого-то и в проходе, почти у выхода из залы, поймали и хотели заколоть.

Выяснилось потом, что в проходе был пойман и сильно избит убийца Столыпина Богров. Это он дал знать полиции о прибытии в Киев террористов, так как ранее служил в полиции осведомителем, был удален и снова принят перед самыми киевскими торжествами. Полиция тщетно искала весь день террориста, не зная, что это он был перед нею. Он просил, чтобы его допустили в театр под тем предлогом, что он знает террористов в лицо и если кто из них проникнет в театр, то он укажет его агентам охраны. Полиция его пропустила как своего агента в театральный зал, где никто на него не обратил внимания, и он совершенно беспрепятственно и спокойно подошел к Столыпину и в упор выстрелил в него и так же спокойно стал удаляться, когда его схватили.

П.А. Столыпина тотчас отвезли в частную клинику, где после осмотра раны доктора выразили опасение, что он не выживет, так как была задета печень. Пять дней боролся Столыпин со своим почти что безнадежным состоянием и 8 (21) сентября скончался.

Весть о покушении на Столыпина дошла до нас в Петербург на следующее утро, и я невольно задумалась над тем, как трагически не везло моему бедному Ники. Его постигал удар за ударом: так рано он потерял своего отца, женился в такие грустные, траурные дни, коронация омрачилась катастрофой на Ходынке, он потерял лучшего своего Министра Иностранных Дел графа Лобанова-Ростовского, умершего вскоре после своего назначения, и вот теперь теряет лучшего своего Министра, который подавил революционную вспышку 1905 года.

Мы тогда не могли и помыслить, что его ожидало в будущем и как ужасно завершится его судьба. Когда вспыхнула революция 1917 года, многие думали, что, будь жив Столыпин, ему, может быть, удалось бы ее остановить.


Источник: https://lenta.ru/articles/2017/10/22/matilda/

четверг, 19 октября 2017 г.

Написать книгу и разбогатеть

Раскрыты секреты бестселлеров «Девушки с татуировкой дракона» и «Кода да Винчи»

     Используя компьютерную систему, которая читает книги, распознает в них определенные характеристики и просеивает тысячи таких характеристик в тысячах текстов, Джоди Арчер и Мэттью Л. Джокерс открыли, что существуют удивительные сочетания параметров, свойственные книгам, которые с наибольшей вероятностью будут пользоваться успехом у читателей, иными словами, станут бестселлерами. О результатах своих исследований они рассказали в книге «Код бестселлера», которую на русском языке выпустило издательство «КоЛибри».
     Одним прекрасным утром 2010  года литературный агент Стига Ларссона сидел и  радовался жизни. 13  июня «Девушка, которая взрывала воздушные замки»  — третья книга в серии ранее неизвестного автора — дебютировала первой в списке бестселлеров в твердом переплете, составленном газетой New York Times. Спору нет, приятно увидеть такое за утренним кофе. «Воздушные замки» на первом месте, «Девушка с  татуировкой дракона» лидирует сразу в двух форматах среди книг в мягком переплете, и, в качестве приятного дополнения, «Девушка, которая играла с огнем» — на втором месте. И так — уже 49 недель в США и три года подряд в Европе. Есть чему радоваться.
      Через месяц Amazon объявит, что Ларссон  — первый в истории писатель, чьи творения разошлись в количестве миллиона экземпляров в формате для Kindle. За следующие два года совокупный тираж всех изданий Ларссона превысит 75  миллионов. Неплохо для никому не известного политического активиста из крохотной скандинавской страны, вдруг заделавшегося писателем. Особенно если учесть, что шведское издание вышло под довольно непривлекательным заглавием и что в книге содержатся откровенные описания насилия и пыток. «Мужчины, которые ненавидят женщин» — или «Девушка с татуировкой дракона», как назвали английский перевод,  — стала сенсацией года в тридцати с лишним странах.
    Журналисты не могли объяснить этот успех. Крупные газеты заказывали специалистам большие статьи, желая понять, что, черт побери, происходит в  книжном мире. Почему именно эта книга? Откуда такой ажиотаж? В чем секрет? Кто мог бы предсказать этот поворот событий?
    Ответы не впечатляли. Литературные критики чесали в затылке. Они указывали на недостатки структуры, стиля, сюжета и характеров героев. Они ужасались качеству переводов. Они жаловались на глупость читающей публики. Но читатели продолжали расхватывать книги практически с  печатного станка  — в  Великобритании, США, Японии, Германии; мужчины, женщины, старые, молодые, черные, белые, любой ориентации. Почти в  любой точке земного шара у любого нашлись бы знакомые, прямо сейчас читающие трилогию о девушке с татуировкой дракона.
    В книжном мире такое бывает не слишком часто. Феномен вроде Ларссона появляется раз в  год, а  может, и  того реже. После Ларссона подобный оглушительный успех снискала Э. Л. Джеймс с книгой «Пятьдесят оттенков серого»  — причем, в  отличие от Ларссона, она была жива и могла принять участие в рекламном турне. Ларссон же умер, не дождавшись публикации. Его трилогия достигла такого огромного объема продаж вообще без участия автора. Непостижимо. Непредсказуемо. Просто аномалия какая-то.
    Давайте посмотрим на цифры. В  американском штате Делавэр есть компания Bowker  — глобальный поставщик библиографической информации и  единственный источник идентификационных номеров (ISBN) для книг, издающихся в  США. По данным Bowker, каждый год в  США выходит приблизительно 50–55  тысяч новых наименований художественной литературы. Учитывая, что все больше произведений публикуют сами авторы в электронном виде без получения ISBN, это число занижено. За год в список бестселлеров газеты New York Times попадает примерно 200–220 книг. Даже если использовать заниженную общую цифру, это меньше чем 0,5 % от всех опубликованных. Из этой половины процента лишь немногие задерживаются в списке на несколько недель («двузначные», как называют их профессионалы книжного дела). И  только малая доля авторов умудряется продержаться в  списке десять недель или больше, а из их числа, вероятно, лишь у трех или четырех одна книга достигает миллионных тиражей в  США в течение года. Но почему именно эта, а не другая?
   Считается, что беллетристу, желающему завоевать читательскую аудиторию, нужно владеть определенными навыками: он должен правильно построить сюжет, убедительно обрисовать характеры и при этом грамотно писать. Очень успешные авторы пошли дальше: они зорко подмечают все состояния человеческого духа, умеют лихо закрутить сюжет не в ущерб правдоподобию и, наконец, редко, но метко пользуются точкой с запятой. Все это признаки хорошего писателя, а хороший писатель, если он готов приложить достаточно усилий, в конце концов найдет своего читателя. Но мы говорим о всеобъемлющем успехе, когда сотни тысяч разом читают одно и  то же  — этот триллер, а не тот, этого кандидата на Пулитцеровскую премию, а не какого-либо другого. Если оставить в  стороне вмешательство Опры Уинфри, это значит, что есть какой-то неучтенный фактор — будто на нашего автора просыпалась с неба щепотка звездной пыли, такой тонкой, что ее не распознать никакими приборами. Внезапный и  необъяснимый успех таких книг, как трилогия о девушке с татуировкой дракона, «Пятьдесят оттенков серого», «Прислуга», «Исчезнувшая», «Код да Винчи», считается большой удачей автора, но при этом случайной, как выигрыш в лотерею.
    Кстати сказать, слово «бестселлер» изначально было жаргонным словечком издательской отрасли. Оно относительно новое — впервые вошло в словари английского языка в конце XIX века, примерно тогда же, когда появились первые списки книг, лидирующих по количеству проданных экземпляров. Это слово по идее должно быть нейтральным, но за свою жизнь оно обросло определенными коннотациями, отчасти вводящими в заблуждение. Литературный журнал Bookman начал публиковать ежемесячные отчеты по продажам книг в  1891  году в  Лондоне и  в  1895-м  — в  Нью-Йорке, после появления Закона о  международном авторском праве (1891), осложнившего распространение дешевых пиратских копий британских романов в  США. До этого вести статистику по продажам было невозможно. Списки выходили во всех крупных городах и обычно включали в себя шесть книг, которые лучше всего продавались за истекший месяц. С самого начала эти списки выполняли две функции, невиданные ранее в  книжном мире: во-первых, они составлялись исключительно на основе количества проданных экземпляров, а во-вторых, служили рекомендацией упомянутых книг для читателей. Эти рекомендации были основаны не на мнениях горстки критиков или рекламе издателей, а на выборе точно таких же читателей, обычных людей. Покупка книги была и остается единственным способом за нее проголосовать. Таким образом, термин «бестселлер» не несет никакой информации о качестве и тематике книги и не является синонимом выражений «жанровая проза» или «популярное чтиво». Некоторые деятели литературного истеблишмента действительно употребляют это слово как оскорбление: они считают, что коллективный вкус читательской аудитории равняется только на плохую литературу, но объективные данные свидетельствуют об обратном. В  числе бестселлеров были как книги, удостоенные Пулитцеровской премии, и великие американские романы, так и  произведения, рассчитанные на массового читателя. Среди авторов можно найти не только Майкла Коннелли с Дебби Макомбер, но и Тони Моррисон с Маргарет Этвуд. Именно поэтому список бестселлеров — достойное внимания, интересное и динамичное культурное явление.
    Ясно, что, написав такую книгу, автор внакладе не останется. Не останутся без прибыли и  агенты, обнаружившие ее, и  редакторы. И  книготорговцы тоже  — ведь они держатся на плаву и не уходят из бизнеса лишь благодаря немногим хорошо продающимся произведениям.
    Конечно, мы сейчас говорим о  материальной выгоде. Допустим, вы давно рассказывали друзьям, что у вас внутри сидит роман и просится наружу, — и вот вы в самом деле выплеснули его на бумагу и получили за это семи- или даже восьмизначный аванс. Такое бывает  — с  немногими авторами, но все же бывает. Можно окружать богемным флером фигуру бедного писателя, скрипящего карандашиком в блокнотике, но куда приятней думать о том, как твоя книга появится в каждой квартире — на полке или на тумбочке у кровати — и на iPad или Kindle у каждого пассажира в каждом вагоне метро! И все это — на многих языках, по всему миру!
    Такой блеск, такое драматическое восхождение к  славе характерны для немногих «книг года». В книжном мире они играют роль дорогих особняков, шикарных машин и бриллиантовых диадем. Если автор попал в список и умудрился там зацепиться, его ждут почет, уважение, зависть и  злые слова. Автора могут пригласить в жюри литературного конкурса или давать ему на рецензию другие книги. Возможно, у него купят права на экранизацию. О нем будут говорить.
   Правда, было бы здорово, если бы такой успех можно было предсказать?
   Белые лебеди
    Смелая гипотеза авторов сего труда состоит в  том, что романы попадают в  списки бестселлеров New York Times отнюдь не случайным образом и что пути книжного рынка вовсе не так неисповедимы, как принято считать. Бестселлеры, независимо от жанра, похожи друг на друга по большому количеству параметров (впрочем, не бросающихся в глаза), и, изучая эти параметры, можно лучше понять, что мы читаем и почему. Более того, можно разработать алгоритмы для выявления носителей «ДНК бестселлера» среди новых, еще не опубликованных книг.
     У профессионалов книжной отрасли бытует мнение, что успех полностью определяется громким именем, затратами на рекламу или широкомасштабными мероприятиями по продвижению книги. Конечно, все это имеет значение, но наши результаты доказывают: далеко не все определяется шумихой, поднятой вокруг книги. Этот вывод должен обрадовать писателей, которые трудятся, оттачивая свое мастерство. Результаты нашей пятилетней работы дают основания предположить, что бестселлером книгу делают правильные слова, расположенные в правильном порядке. Это значит, что даже в самой интересной истории, связанной со списком бестселлеров New York Times, речь идет исключительно об авторской рукописи как таковой — только о черных чернилах на белой бумаге, и больше ни о чем.
    Используя компьютерную систему, которая читает книги, распознает в  них определенные характеристики и просеивает тысячи таких характеристик в тысячах текстов, мы открыли, что существуют удивительные сочетания параметров, свойственные книгам, которые с наибольшей вероятностью будут пользоваться успехом на рынке. Эти параметры могут многое поведать о нас, читателях, и о том, как мы читаем. На этих страницах мы расскажем, как и зачем мы построили такую модель и  как она обнаружила, что в 80–90 % случаев очень легко различить бестселлер среди других книг в использованном нами корпусе текстов. Наши компьютеры выявили 80 % книг, побывавших в списке New York Times за последние 30 лет, и назвали их вероятными кандидатами в бестселлеры. Более того, наша система обрабатывала каждую книгу так, словно это новая, никому не известная рукопись, а  затем не просто выносила один из двух вердиктов — «вероятно, бестселлер» или «скорее всего, нет»,  — но и  вычисляла индекс, указывающий, каковы шансы книги обрести популярность. Эти индексы сами по себе чрезвычайно интересны, и мы не только расскажем, как они устроены, но и объясним, что держит читателя как магнитом, заставляя переворачивать страницы одну за другой.
    Рассмотрим индексы, вычисленные нашей системой. Она предсказала, что «Инферно» Дэна Брауна окажется бестселлером с  вероятностью 95,7 %. «“Линкольн” для адвоката» Майкла Коннелли — с вероятностью 99,2 %. Обе побывали на первом месте в списке New York Times — то есть, пожалуй, на самой престижной позиции, какую может завоевать книга. Конечно, Браун и Коннелли — известнейшие авторы с прочным положением на литературном Олимпе. Но наша система не знает имен авторов и  с  той же уверенностью раздает оценки трудам неизвестных писателей. Например, «Вязание по пятницам», дебютный роман Кейт Джейкобс, получил оценку 98,9 %. «Счастливые девочки не умирают», совсем другой по характеру дебютный роман Джессики Нолл, получил индекс успеха 99,9 % — исключительно на основе текста. Книги Джейкобс и  Нолл попали в  список бестселлеров и задержались там на много недель. «Марсианин» (еще до того, как Мэтт Деймон пообещал сыграть главную роль в экранизации) получил 93,4 %. Можно привести примеры из самых разных жанров: «Телефонный звонок с небес» (произведение из разряда «литература о духовности») Митча Элбома — 99,2 %; «Искусство поля», литературный дебют Чеда Харбаха, — 93,3 %; «Обнаженная для тебя», эротический любовный роман Сильвии Дэй, — 91,2 %.
    Эти индексы, измеряющие «бестселлерный потенциал» книги, приводят в  восторг одних людей, возмущают других и  у  многих вызывают подозрение. Последних можно понять: эти индексы не укладываются в голове, они как будто ниспровергают существующий порядок вещей. Некоторым ветеранам книжной индустрии они кажутся абсурдными. Но они могут совершить переворот в книгоиздании, и уж точно благодаря им вы будете совсем по-другому воспринимать следующий бестселлер, который попадет вам в руки.

Источник: https://lenta.ru/articles/2017/10/15/fragment/

пятница, 13 октября 2017 г.

"Ясная Поляна" для "Патриота"

В Большом театре собралась особенная публика. Чествовали писателей - лауреатов XV литературной премии "Ясная Поляна". На церемонии объявили победителей в номинациях "Современная русская проза" и "Событие".
   С самого начала советник президента по культуре, председатель жюри "Ясной Поляны" Владимир Толстой напомнил, что премия в этом году юбилейная: "Пятнадцать лет - целая эпоха. Оглядываясь назад, мы искренне гордимся тем путем, который мы вместе прошли. Гордимся всеми лауреатами. Мы можем говорить, что история премии - это история русской литературы".
   Лучшим современным прозаиком в этом году признан Андрей Рубанов и его роман "Патриот". Поколенческая проза. Рубанов всегда пишет словно бы про себя. Вот и его герой - бизнесмен Сергей Знаев, уже мелькавший в других произведениях писателя, для некоторых окажется очень близким по мыслям, по духу, по сомнениям.
   По мнению члена жюри, писателя и обозревателя "РГ" Павла Басинского, это самый яркий и главный роман последнего десятилетия. Отрывок из "Патриота" для собравшихся прочитал Федор Бондарчук.
  Андрей Рубанов поблагодарил жену и издателя Елену Шубину, признался, что очень растроган, до слез.
   Также награду в Большом получил перуанский писатель Марио Варгас Льоса. О том, что он лауреат в номинации "Иностранная литература", стало известно за пару недель до церемонии. И вот Льоса уже в Москве.
   История премии - это история современной литературы. Жюри отметило его за роман "Скромный герой". По словам автора, это притча о современной стране. Книга была переведена более чем на 20 языков и стала бестселлером в 10 странах.
   "Это награда важна для меня, потому что это премия имени Толстого, которым я всегда восхищался, его творчество очень серьезно повлияло на меня", - признался Льоса. - Для меня очень эмоционально-трепетно - получить премию "Ясная Поляна".
   И напоследок, как признался Владимир Толстой, организаторы и жюри еще сами не очень поняли, что это за номинация такая - "Событие". Пока в качестве претендентов здесь рассматривались интернет-проекты, книжные магазины, фестивали, то есть все, что создает литературную жизнь нашей страны. Победу отдали фестивалю детской книги "ЛитераТула". Почему-то с уточнением - "единственный в России", хотя мы все знаем, что это не так. Вспомним хотя бы Фестиваль детской книги в РГДБ. Но пока порадуемся, что в Туле проходит такое замечательное событие для детей, безусловно, заслуживающее внимания.
   В номинации "Выбор читателей" победа у Олега Ермакова - роман "Песнь тунгуса". Автор отправляется в поездку по Южной Корее - таков специальный приз конкурса.


Источник: https://rg.ru/2017/10/12/v-bolshom-teatre-nagradili-andreia-rubanova-i-mario-vargasa-losa.html

воскресенье, 8 октября 2017 г.

Как на плахе. Уходя из жизни, Цветаева написала: «Простите - не вынесла»

   8 октября - 125 лет поэту Марине Цветаевой. Современник вспоминал о ней: «Она читала свои стихи, как на плахе». Она и почти всю свою недолгую жизнь жила как на плахе. Собственной страны и собственных страстей.
Судьба Цветаевой, пожалуй, самая трагическая, жестокая, страшная по сравнению с судьбами других великих поэтов её эпохи.




«Детство лучше сказки»
   Ранние годы Цветаевой были почти идиллией. Их она будет вспоминать всю жизнь, так вкусно, чувственно описывать и в стихах, и в прозе: «Ты дал мне детство лучше сказки - и дай мне смерть в 17 лет!» Марина, «трудный подросток», всерьёз хотела покончить с собой - застрелиться прилюдно в театре. Начала курить, пристрастилась к рябиновой настойке, страстно влюбилась. Из гимназии исключили за вольнодумие. А ещё она тайно писала стихи, на свои деньги издала «Вечерний альбом».
Её детство прошло близ Тверского бульвара, у Патриарших прудов («В переулок зайди  Трёхпрудный, эту душу моей души»), в особняке с целым штатом прислуги, одноэтажном, деревянном, без электричества, со своими керосиновыми лампами, с выездами на прогулку, а летом - в Тарусу, на Оку. Жили и в Европе.
   Цветаева обожала Москву, почти всю исходив пешком, воспевала в стихах. Но, вернувшись из Парижа в 1939-м, больше своего жилья не имела. Весь последний год своей жизни скиталась, бездомная, брошенная, порой с сыном и скарбом, бродила часами по бульварам. «Мы, Цветаевы, Москву задарили (музей, три фамильные библиотеки. - Ред.), а она меня не вмещает, вышвыривает. Я ведь не на памятную доску на доме претендую - на письменный стол, пол под ним, потолок и вокруг четыре стены», - писала она.

Всегда сама по себе.

   1917 год безжалостно расколол жизнь 25-летней Цветаевой, дворянки, богатой наследницы (мать и отец умерли), замужней дамы, из круглощёкой румяной крупной барышни превратившейся в красавицу с тонкой талией и зелёными глазами, уже заметного поэта.
   Цветаева, её поэзия и проза - это чистая искренность, страстность, вольница, музыка. «Её стихи читать невозможно - поются!» - писал Андрей Белый, сравнивая их с 5-й симфонией Бетховена. Стихи Цветаевой никак не причислить к  женской поэзии, которую именитые поэты считали «милыми пустяками», «вышиванием по канве» (именно в таких терминах о ней писали и Брюсов, и Гумилёв, и даже Мандельштам, после романтических отношений с Мариной Ивановной ставший «антицветаевцем»).
   Цветаева всегда была сама по себе, не состояла ни в каких «течениях» и  «измах». Одна - со своей особостью, инакостью, гордой статью, дерзостью.
   Зарабатывать стихами пока нет нужды. Она любит мужа Сергея Эфрона, у неё свой дом, уже две дочери. «Я просто живу, наряжаюсь, люблю свою кошку и пишу стихи…» Последние месяцы счастья: «Я от природы весёлая. Счастливому человеку жизнь должна радоваться, поддерживать его в этом редком даре, потому что от него идёт счастье. От меня - шло. Здорово шло».




«Адовы качели» 
   Но маятник судьбы, «адовы качели», резко качнулся. В 1920-м она напишет: «Как мне хочется потихонечку умереть». Ещё позже - «И к имени моему - Марина - прибавьте «мученица», а незадолго до гибели - «Уже год я ищу глазами крюк». И о том, что «зажилась на Красной Руси», которую ненавидела и которая её... нет, не убила прямо - стёрла, затравила, медленно и верно подвела к петле.
   «Марина, вы похожи на страшную деревенскую старуху», - скажет ей, 48-летней, сын Георгий, долгожданный, вымоленный, выстраданный, одарённейший мальчик. Одно из последних впечатлений окружающих о Цветаевой: на палубе теплохода, который вёз писательские семьи из Москвы в эвакуацию в Чистополь в 1941-м, старуха с застывшим в глазах страхом пытается продавать пассажирам яркие мотки шерсти (книги, одежда, прочие вещи ещё в Москве распроданы - кроме шерсти, купленной ещё в Париже, продать уже нечего). Клубки рассыпались по палубе, старуха подбирает их, а потом покупает лепёшку с сыром высокому красивому юноше. Сыну, накормить которого стало для матери манией и который вскоре напишет другу: «Марина Ивановна повесилась. И я её одобряю».
   Дочь её, первенец Аля, Ариадна, подруга и помощница, 10 лет провела в лагерях и 6 - в ссылке после двух арестов. Вторая дочь Ирина умерла, не дожив до 3 лет, в 1920-е, в приюте в Москве - от голода и слабости. Мужа Сергея Эфрона расстреляли не то в Орловском централе, не то в подмосковной Коммунарке - на расстрельном полигоне НКВД - в 1941 году. О судьбе мужа, своего «белого лебедя», белогвардейского офицера из первого, Донского призыва, убеждённого антибольшевика, превратившегося в эмиграции в просоветского лидера Союза возвращения на родину, завербованного в агенты советской разведки и провалившегося, Марина Ивановна не знала. Как и о судьбе Али, и сестры Анастасии, пережившей два ареста, лагеря и поселение на Дальнем Востоке. Сын погиб в 19 лет, в 1944-м, в бою под Оршей. От семьи Марины Ивановны осталась одна могила на всех - Ариадны - в Тарусе. Цветаевский род прервался навсегда, а творчество Цветаевой на родине «закрыли» на 40 лет.

Страсти по Марине
   Невольно думается: а если и впрямь Цветаевой дана была бы «смерть в 17 лет»? И она не прошла бы свои круги ада, три войны, кровавые ужасы революции, гибель и аресты близких, нищету, голод, отверженность, унижения (в Елабуге в овощном хозяйстве ей в работе отказали, но дали 50 рублей - просто так, она не взяла). Так (или почти так) обстояло дело и в Чехии, и в Париже, и в эвакуации, где перед гибелью пыталась устроиться посудомойкой, - отказ. Но тогда не было бы великого поэта, её мощного, страстного, трагического, гениального творчества. Её не печатали, не давали работы, её предавали, отвергали, вынудили скитаться, голодать. Проходя как-то со знакомой по Тверской, она подобрала полусгнившую луковку: «В Париже я на всю семью варила суп из подобранного на рынке». Она колола, пилила, таскала дрова, воду, мешки с мукой, варила мороженую картошку в самоваре, стирала, исхаживала километры - доставала еду, собирала скудные пайки. Она и повесилась, не сняв фартука, оставив 3 письма и сковородку жареной рыбы - сыну. В одном доме, где она читала свои стихи, восторженный юноша спросил: «Почему у вас такие чёрные руки?» - и кинулся целовать их. Цветаева ответила: «Потому что я всё время чищу картошку».
Сколько исписано по всему миру страниц о личной жизни Цветаевой, о многих её романах, реальных и эпистолярных, едва ли не столько же, сколько и о её стихах, которым, предрекала она, «как драгоценным винам, настанет свой черёд». О её непереносимом характере, высокомерии, о скандальной страсти к Софии Парнок… «Марина - человек страстей», - писал Волошину Эфрон, всё прощавший боготворимой им жене. Первая её страсть, сразу после свадьбы, - брат мужа Пётр, вскоре умерший от чахотки. Затем - София Парнок. Но, когда после долгой разлуки и безвестия «нашёлся» в Чехии муж, она написала ему: «Мой Серёженька! Если Бог сделает это чудо - чтобы Вы были живы, я буду ходить за Вами, как собака…»
Цветаева за ним и поехала - сначала в эмиграцию, затем обратно, на погибель, в Россию. «Его доверие могло быть обмануто, моё к нему - неизменно», - сказала она на допросе в парижской полиции после  исчезновения «отозванного» в СССР «агента Андреева» - Эфрона. «Так вдвоём и канем в ночь - одноколыбельники», - пророчила она. Они и ушли друг за другом в роковом 1941-м.
   Есть камень на высоком берегу Оки, у дороги в Тарусу: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Хотела, говорила, писала об этом, но даже этому её желанию не суждено было исполниться. Уходя, она написала: «Простите - не вынесла».







Источник: http://www.aif.ru/culture/person/kak_na_plahe_uhodya_iz_zhizni_cvetaeva_napisala_prostite_-_ne_vynesla